Два самых больших европейских озера — Ладожское и Онежское — занимают
поистине уникальное место и в российской истории. Этимологи мозги
свихнули, пытаясь вывести названия обоих озер то из финского, то из
скандинавских языков. И ничего, кроме откровенных и смехотворных
натяжек, не вышло. А все потому, что имена этих озер, судя по всему,
уходят в такую седую древность, когда не было на земле ни
финно-угорских, ни индоевропейских языков, а был единый праязык или, по
крайней мере, какие-то вычленившиеся массивы, ставшие в дальнейшем
основой для будущих крупных языковых семей.
Ладожское озеро — лучший тому пример. В его названии слышатся в первую
очередь имена древних божеств — Лада (упорядочивающего космос и
человеческие отношения) и Лады (богини любви и семейного благополучия).
Впрочем, известно и древнее финское имя Ладоги — Нево (от финского neva
— «болото, топь, трясина»; отсюда же и название реки Невы).
Ладога явно или неявно присутствует на всех без исключения этапах развития русской истории и предыстории, начиная с праотцов наших князей Словена и Руса. Близ Ладожского озера, согласно Ипатьевской летописи, была построена («срублена») и первая столица Державы Рюриковичей — Старая Ладога (Новгород и Киев стали стольными градами уже потом). По летописным преданиям, еще в I веке н.э. остров Валаам с материкового берега благословил апостол Андрей Первозванный, добравшийся до сих мест в своих провидческих скитаниях по Pуси. Впоследствии здесь возник всемирно известный монастырь. Но еще задолго до принятия христианства на Валааме процветал языческий культ древнеславянского бога Белеса, по имени которого, по мнению многих топонимистов и этимологов, и был прозван остров (сегодня известны остатки по крайней мере трех языческих капищ).
Однако в названии острова не менее явственно слышится имя и более древнего бога, известного из Библии как Ваал. Так в грецизированном переиначивании звучит имя древнесемитского Баала (Балу). Но было бы наивно полагать, что на берега Ладоги имя сие попало с Ближнего Востока. Скорее наоборот - при миграции гипербореев с Севера на Юг отдельные слова тогда еще нерасчлененного языка закреплялись по всему пути их перемещения. По той же причине этимологически и семантически родственен древнесемитскому Баалу и древнерусский Белбог (так же как, собственно, и слово «белый»). Несомненные отголоски имени древнего божества слышатся и в названии Балтики — региона в целом и Балтийского моря, в частности. Все это знаменательно и символично семена далекого прошлого всегда прорастают в настоящем и в будущем Как и Ладожское, Онежское озеро повсюду дышит седой древностью. В стародавние времена, а также в народном обиходе озеро звалось кратко и звучно — Онего. На его восточном берегу в районе мыса Бесов Нос сохранилась наскальная живопись. Древние сакральные памятники расположены на протяжении 20 километров — от устья реки Водлы до устья реки Черной, впадающих в озеро. Рисунки были выбиты в камне на глубину 1 — 2 миллиметра и чаще всего имеют размеры от 10 до 50 сантиметров, но в отдельных случаях достигают 3-метровой величины. На протяжении тысячелетий это место служило святилищем для разных племен и народов. Однако достоянием научной общественности они стали лишь в 1848 году.
Онежские петроглифы — воистину космическая симфония, запечатленная на камне нашими пращурами. Здесь есть все, что составляет основу человеческого мировоззрения во всякие времена и на любом уровне развития астральные, солярные и лунарные знаки, флора и фауна (особенно впечатляют грациозные лебеди), магия и танцы, охота и натуралистически выраженный секс. Сотни изображений (всего их около тысячи двухсот) горизонтально высечены на гладких прибрежных камнях, вплотную подступающих к озеру, а кое-где уходящих под воду (за истекшие тысячелетия берега Онего сместились). В середине XX века археологи и художники проделали колоссальную и кропотливую работу, перенеся все петроглифы в натуральную величину на высокопрочную кальку. Свернутые в рулоны эти копии шедевров древнего искусства, как правило, хранятся в запасниках. Иногда часть из них выставляется для обозрения. Так случилось весной 1999 года, когда в Петрозаводске была устроена большая выставка, посвященная 150-летию открытия Онежских петроглифов. Кальки занимали все стены до потолка в больших залах Карельского краеведческого музея и производили неизгладимое впечатление.
Одно из лучших описаний Онежского озера оставил Михаил Михайлович Пришвин (1873-1954), который путешествовал по Олонецкому краю в началe XX века.
«Редко бывает совершенно спокойно бурное Онежское озеро. Но случились так, что, когда мы плыли, не было ни налейшей зыби. Оно было необыкновенно красиво. Большие пышные облака гляделись в спокойную чистую воду или ложились фиолетовыми тенями ни волнистые темно-зеленые берега. Острова словно поднимались над водой и висели в воздухе, как это кажется здесь в очень тихую теплую погоду. Онежское озеро называется местными жителями просто и красиво «Онего», точно так же, как и Ладожское в старину называлось «Нево». Жаль, что эти прекрасные народные названия стираются казенными. Один молодой историк, здешний уроженец, большой патриот, с которым мне удалось познакомиться в Петрозаводске, очень возмущался этим. Он мне говорил, что администрация таким образом уничтожила массу прекрасных народных названий. И это не пустяки. В особенности это ясно, если познакомиться с местной народной поэзией, с причитаниями, песнями, верованиями. Там, в народной поэзии, постоянно поминается это <<страшное Онего страховатое>> и иногда даже «Онегушко>>... Кто немного ознакомился с народной поэзией, все еще сохраняющейся на берегах этого «славного великого Онего>>, тому назвать его Онежским озером то же, что назвать, например, пушкинскую Татьяну, как это нехорошо делал Писарев, по отчеству... Онего в народном сознании является уже не озером, а морем. Так его и называют. Онего огромно, как море, страшно в своих скалистых берегах. Скалы его берегов то голые с причудливыми формами, то украшенные зубчатой каймой хвойных лесов. На этих берегах до сих пор живут еще певцы былин, вопленицы, там шумят грандиозные водопады: Кивач, Порпор, Гирвас. Вообще Онего полно поэзии, и только случайно оно не было воспето каким-нибудь поэтом. «Жаль, что Пушкин не побывал на нем», — сказал мне один патриот».
Конечно, жаль, что Пушкин не побывал на Онежском озере, но зато он обессмертил российскую жемчужину в имени своего главного героя — Евгений Онегин. Кто-нибудь задавался вопросом: почему не Волгин, не Днепров, не Дунаев, в конце концов, — а Онегин? Магическое созвучие гласных и согласных звуков? Тайная подсказка ноосферы? Природно-энергетический эффект? Может, ответы на эти вопросы отчасти содержатся в начальных строфах «Песни о великой матери» Николая Клюева:
Эти гусли — глубь Онега,
Плеск волны палеостровской,
В час, как лунная телега
С грузом жемчуга и воска
Проезжает зыбью лоской,
И томит лесная нега
Ель с карельскою березкой.
Эти притчи — в день Купалы,
Звон на Кижах многоглавых,
Где в горящих покрывалах,
В заревых и рыбьих славах
Плещут ангелы крылами...
Вскользь помянутый Клюевым онежский остров Кижи— одно из сакральных мест Русской земли. Здесь были построены уникальные православные храмы — шедевры русского деревянного зодчества, впоследствии здесь же создали архитектурно-художественный заповедник. Но и задолго до этого онежский остров питал своей планетарно-космической энергетикой всех селившихся здесь людей. Недаром Кижи — одно из немногих мест в России, где вплоть до XX века жили последние хранители сокровищ русского фольклора. Онежское озеро, помимо всего, еще знаменито и тем, что именно в этих краях был записан основной корпус русских былин: в 1861 — 1867 годах вышли четыре тома «Песен» (былин), собранных Павлом Николаевичем Рыбниковым, а в 1873 году увидели свет 318 текстов, записанных Александром Федоровичем Гильфердингом, которые были изданы под названием «Онежские былины». Любопытно и характерно (но нисколько не удивительно), что многие из древнейших карело-финских рун Элиас Лённрот записал в 30-е годы XIX века также в Прионежье. В 1839 году он путешествовал по Карелии вместе с другим выдающимся деятелем финской культуры Матиасом Кастреном, и оба высказывали свое неподдельное удивление, почему тексты рун, положенные в основу бессмертной «Калевалы», сохранились только среди карелов и не исполняются финнами. Ответ прост, хотя сам Лённрот вряд ли бы с ним согласился: сама мать-земля и ее озерная драгоценность — Онего — создают природно-ноосферные условия для возникновения и поддержки постоянного очага духовной культуры — русской и карело-финской.
Лингвисты не в состоянии дать никакого вразумительного объяснения, откуда взялось название Онего. Даже столь почитаемая этимологами концепция «заимствования» не дает никакой вразумительной подсказки. Сколько ни вороши финно-угорские языки — ничего правдоподобного не вырисовывается. А может, и не стоит вовсе беспокоить соседей? Может, ключ содержится в древнем праязыке или даже в славянской лексике? Например, корневая основа гидронима Онего созвучна со старорусским указательным словом «оне» (мн. ч.), означающим «те» (отсюда произошли и личные местоимения 3-го лица «он» и «они»). В русских народных говорах Карелии и сегодня фиксируется слово «онетый» «онетот», указывающее на близкорасположенный предмет или объект. В диалектных словарях нетрудно отыскать и другие созвучные слова, но уже с другим смыслом: например, в Смоленской области зафиксировано слово «оней», означающее «бедняк», «голь».
Поддается вполне приемлемому истолкованию и вторая часть гидронима Онего — «го». Данный корень составляет основу многих архаичных русских понятий, к примеру, «год». Его лексическая основа восходит к санскритскому многозначному слову до, в первую очередь служащему для обозначения понятий «бык» и «корова» (это значение сохранилось в современном русском слове «говядина», образованного от устаревшего ныне «говядо», означавшего всякую крупную рогатую скотину — быка, вола, корову; отсюда же и ненормативное слово «говно»). Но санскритское до означает также «звезды» и «лучи света» (и кроме того, «речь» — откуда русское «говорить»), что несомненно раскрывает его космические корни и делает понятным астрально-циклическое происхождение самого слова «год». Таким образом, семантика имени Онего может быть и вполне индоевропейской: скажем, «тот год» или «тот скот». С учетом факта миграции индоариев (не позже III тысячелетия до н.э.) с Севера на Юг в оставленных ими топонимических и гидронимических следах нет ничего невероятного.
Загадки Российской цивилизации. В.Н. Демин, С.Н. Зеленцов. Издательство Вече, 2002.
Ладога явно или неявно присутствует на всех без исключения этапах развития русской истории и предыстории, начиная с праотцов наших князей Словена и Руса. Близ Ладожского озера, согласно Ипатьевской летописи, была построена («срублена») и первая столица Державы Рюриковичей — Старая Ладога (Новгород и Киев стали стольными градами уже потом). По летописным преданиям, еще в I веке н.э. остров Валаам с материкового берега благословил апостол Андрей Первозванный, добравшийся до сих мест в своих провидческих скитаниях по Pуси. Впоследствии здесь возник всемирно известный монастырь. Но еще задолго до принятия христианства на Валааме процветал языческий культ древнеславянского бога Белеса, по имени которого, по мнению многих топонимистов и этимологов, и был прозван остров (сегодня известны остатки по крайней мере трех языческих капищ).
Однако в названии острова не менее явственно слышится имя и более древнего бога, известного из Библии как Ваал. Так в грецизированном переиначивании звучит имя древнесемитского Баала (Балу). Но было бы наивно полагать, что на берега Ладоги имя сие попало с Ближнего Востока. Скорее наоборот - при миграции гипербореев с Севера на Юг отдельные слова тогда еще нерасчлененного языка закреплялись по всему пути их перемещения. По той же причине этимологически и семантически родственен древнесемитскому Баалу и древнерусский Белбог (так же как, собственно, и слово «белый»). Несомненные отголоски имени древнего божества слышатся и в названии Балтики — региона в целом и Балтийского моря, в частности. Все это знаменательно и символично семена далекого прошлого всегда прорастают в настоящем и в будущем Как и Ладожское, Онежское озеро повсюду дышит седой древностью. В стародавние времена, а также в народном обиходе озеро звалось кратко и звучно — Онего. На его восточном берегу в районе мыса Бесов Нос сохранилась наскальная живопись. Древние сакральные памятники расположены на протяжении 20 километров — от устья реки Водлы до устья реки Черной, впадающих в озеро. Рисунки были выбиты в камне на глубину 1 — 2 миллиметра и чаще всего имеют размеры от 10 до 50 сантиметров, но в отдельных случаях достигают 3-метровой величины. На протяжении тысячелетий это место служило святилищем для разных племен и народов. Однако достоянием научной общественности они стали лишь в 1848 году.
Онежские петроглифы — воистину космическая симфония, запечатленная на камне нашими пращурами. Здесь есть все, что составляет основу человеческого мировоззрения во всякие времена и на любом уровне развития астральные, солярные и лунарные знаки, флора и фауна (особенно впечатляют грациозные лебеди), магия и танцы, охота и натуралистически выраженный секс. Сотни изображений (всего их около тысячи двухсот) горизонтально высечены на гладких прибрежных камнях, вплотную подступающих к озеру, а кое-где уходящих под воду (за истекшие тысячелетия берега Онего сместились). В середине XX века археологи и художники проделали колоссальную и кропотливую работу, перенеся все петроглифы в натуральную величину на высокопрочную кальку. Свернутые в рулоны эти копии шедевров древнего искусства, как правило, хранятся в запасниках. Иногда часть из них выставляется для обозрения. Так случилось весной 1999 года, когда в Петрозаводске была устроена большая выставка, посвященная 150-летию открытия Онежских петроглифов. Кальки занимали все стены до потолка в больших залах Карельского краеведческого музея и производили неизгладимое впечатление.
Одно из лучших описаний Онежского озера оставил Михаил Михайлович Пришвин (1873-1954), который путешествовал по Олонецкому краю в началe XX века.
«Редко бывает совершенно спокойно бурное Онежское озеро. Но случились так, что, когда мы плыли, не было ни налейшей зыби. Оно было необыкновенно красиво. Большие пышные облака гляделись в спокойную чистую воду или ложились фиолетовыми тенями ни волнистые темно-зеленые берега. Острова словно поднимались над водой и висели в воздухе, как это кажется здесь в очень тихую теплую погоду. Онежское озеро называется местными жителями просто и красиво «Онего», точно так же, как и Ладожское в старину называлось «Нево». Жаль, что эти прекрасные народные названия стираются казенными. Один молодой историк, здешний уроженец, большой патриот, с которым мне удалось познакомиться в Петрозаводске, очень возмущался этим. Он мне говорил, что администрация таким образом уничтожила массу прекрасных народных названий. И это не пустяки. В особенности это ясно, если познакомиться с местной народной поэзией, с причитаниями, песнями, верованиями. Там, в народной поэзии, постоянно поминается это <<страшное Онего страховатое>> и иногда даже «Онегушко>>... Кто немного ознакомился с народной поэзией, все еще сохраняющейся на берегах этого «славного великого Онего>>, тому назвать его Онежским озером то же, что назвать, например, пушкинскую Татьяну, как это нехорошо делал Писарев, по отчеству... Онего в народном сознании является уже не озером, а морем. Так его и называют. Онего огромно, как море, страшно в своих скалистых берегах. Скалы его берегов то голые с причудливыми формами, то украшенные зубчатой каймой хвойных лесов. На этих берегах до сих пор живут еще певцы былин, вопленицы, там шумят грандиозные водопады: Кивач, Порпор, Гирвас. Вообще Онего полно поэзии, и только случайно оно не было воспето каким-нибудь поэтом. «Жаль, что Пушкин не побывал на нем», — сказал мне один патриот».
Конечно, жаль, что Пушкин не побывал на Онежском озере, но зато он обессмертил российскую жемчужину в имени своего главного героя — Евгений Онегин. Кто-нибудь задавался вопросом: почему не Волгин, не Днепров, не Дунаев, в конце концов, — а Онегин? Магическое созвучие гласных и согласных звуков? Тайная подсказка ноосферы? Природно-энергетический эффект? Может, ответы на эти вопросы отчасти содержатся в начальных строфах «Песни о великой матери» Николая Клюева:
Эти гусли — глубь Онега,
Плеск волны палеостровской,
В час, как лунная телега
С грузом жемчуга и воска
Проезжает зыбью лоской,
И томит лесная нега
Ель с карельскою березкой.
Эти притчи — в день Купалы,
Звон на Кижах многоглавых,
Где в горящих покрывалах,
В заревых и рыбьих славах
Плещут ангелы крылами...
Вскользь помянутый Клюевым онежский остров Кижи— одно из сакральных мест Русской земли. Здесь были построены уникальные православные храмы — шедевры русского деревянного зодчества, впоследствии здесь же создали архитектурно-художественный заповедник. Но и задолго до этого онежский остров питал своей планетарно-космической энергетикой всех селившихся здесь людей. Недаром Кижи — одно из немногих мест в России, где вплоть до XX века жили последние хранители сокровищ русского фольклора. Онежское озеро, помимо всего, еще знаменито и тем, что именно в этих краях был записан основной корпус русских былин: в 1861 — 1867 годах вышли четыре тома «Песен» (былин), собранных Павлом Николаевичем Рыбниковым, а в 1873 году увидели свет 318 текстов, записанных Александром Федоровичем Гильфердингом, которые были изданы под названием «Онежские былины». Любопытно и характерно (но нисколько не удивительно), что многие из древнейших карело-финских рун Элиас Лённрот записал в 30-е годы XIX века также в Прионежье. В 1839 году он путешествовал по Карелии вместе с другим выдающимся деятелем финской культуры Матиасом Кастреном, и оба высказывали свое неподдельное удивление, почему тексты рун, положенные в основу бессмертной «Калевалы», сохранились только среди карелов и не исполняются финнами. Ответ прост, хотя сам Лённрот вряд ли бы с ним согласился: сама мать-земля и ее озерная драгоценность — Онего — создают природно-ноосферные условия для возникновения и поддержки постоянного очага духовной культуры — русской и карело-финской.
Лингвисты не в состоянии дать никакого вразумительного объяснения, откуда взялось название Онего. Даже столь почитаемая этимологами концепция «заимствования» не дает никакой вразумительной подсказки. Сколько ни вороши финно-угорские языки — ничего правдоподобного не вырисовывается. А может, и не стоит вовсе беспокоить соседей? Может, ключ содержится в древнем праязыке или даже в славянской лексике? Например, корневая основа гидронима Онего созвучна со старорусским указательным словом «оне» (мн. ч.), означающим «те» (отсюда произошли и личные местоимения 3-го лица «он» и «они»). В русских народных говорах Карелии и сегодня фиксируется слово «онетый» «онетот», указывающее на близкорасположенный предмет или объект. В диалектных словарях нетрудно отыскать и другие созвучные слова, но уже с другим смыслом: например, в Смоленской области зафиксировано слово «оней», означающее «бедняк», «голь».
Поддается вполне приемлемому истолкованию и вторая часть гидронима Онего — «го». Данный корень составляет основу многих архаичных русских понятий, к примеру, «год». Его лексическая основа восходит к санскритскому многозначному слову до, в первую очередь служащему для обозначения понятий «бык» и «корова» (это значение сохранилось в современном русском слове «говядина», образованного от устаревшего ныне «говядо», означавшего всякую крупную рогатую скотину — быка, вола, корову; отсюда же и ненормативное слово «говно»). Но санскритское до означает также «звезды» и «лучи света» (и кроме того, «речь» — откуда русское «говорить»), что несомненно раскрывает его космические корни и делает понятным астрально-циклическое происхождение самого слова «год». Таким образом, семантика имени Онего может быть и вполне индоевропейской: скажем, «тот год» или «тот скот». С учетом факта миграции индоариев (не позже III тысячелетия до н.э.) с Севера на Юг в оставленных ими топонимических и гидронимических следах нет ничего невероятного.
Загадки Российской цивилизации. В.Н. Демин, С.Н. Зеленцов. Издательство Вече, 2002.
